Муж уехал на море, а беременную
Оксана сидела на лавочке у калитки, вглядываясь в пустую дорогу, которая вела в село и дальше — к трассе. Трасса уводила в город, в тот самый, где жил её муж Тарас, где осталась её жизнь до того, как её отправили «отдыхать» в деревню к свекрови. Но разве это был отдых?
Она гладила свой округлившийся живот. Пятый месяц. Каждое утро вставать в шесть, выносить ведра, тянуться за сапкой, копать грядки. Поперек болел, ноги отекали. Она просыпалась от тяжести, как будто внутри неё лежал камень, а не будущая дочь.
Тётка Надя, её свекровь, была женщиной суровой. Когда-то она работала дояркой, потом на ферме, потом на картофельном складе. Руки у неё были жилистые, лицо красное, словно обветренное навсегда. Улыбки от неё Оксана не видела. Максимум — снисходительное хмыканье.
С утра Надя бормотала что-то у печки, ставила на плиту кастрюлю, варила борщ. А потом говорила:
— Поробишь роботу — поїси.
Эти слова резали слух, будто нож.
Оксана старалась не спорить. Она была благодарна хотя бы за крышу над головой. В селе — деревянный дом, старый, с протекающей крышей. Душа не было. Вода — из колонки на углу. Туалет — за сараем, где зимой так и тянет холодом, а летом кишат мухи.
И каждый раз, когда она возвращалась с огорода, уставшая, вся в грязи, в голове всплывали фотографии, которые Тарас присылал с моря. Солнце, бар, бокал холодного коктейля и рядом — девушка с длинными ногами, в ярком купальнике. Подпись: «Отдыхаю, как ты и говорила».
Она действительно говорила. Несколько месяцев назад, когда он жаловался, что устал на работе, что жизнь его придавила, она обняла его и сказала:
— Съезди, отдохни. Тебе тяжело, ты устал.
Тогда они ещё были вместе. Тогда он целовал её живот и придумывал имена для дочки. Тогда они только узнали, что будет девочка.
Теперь он не звонил. Она звонила — он не отвечал. Иногда через день присылал смайлик.
Деревня жила своей жизнью. Соседка тётя Галя каждый вечер выносила стул к калитке и обсуждала новости. Тётя Клава, старая вдова, приносила молоко. Иногда поглядывали на Оксану с жалостью, иногда с ехидцей.
— Молодая, беременная, а пашет, как лошадь… — вздыхала одна.
— А мужики нынче такие. Свалил на море, да ещё и с девками… — добавляла другая.
Оксана старалась не слушать. Но слова прилипали к ней, как пыль.
В один из дней солнце стояло высоко, жарило беспощадно. Оксана копала картошку. Вдруг в глазах потемнело, голова закружилась. Она упала прямо в грязь.
Свекровь вышла из дома, посмотрела сверху вниз:
— Беременные тоже не сахар, а сидеть некогда. Картошка сама себя не выкопает…
И развернулась.
Соседка Галя подбежала, помогла Оксане подняться. Поднесла кружку воды.
— Ты чего ж, Надь, не жалеешь девку? Она ж с дитём!
Надя махнула рукой:
— Наши бабки и с животом рожали, и в поле пахали. Жива будет.
На следующий день случилось то, от чего у соседей волосы дыбом стали.
Оксана снова вышла в огород. Она шла медленно, тяжело дышала. Но вдруг остановилась. Посмотрела на землю, потом — на небо. И вдруг прямо на грядке у неё отошли воды.
Она закричала. Крик разорвал утро, как гром. Соседи сбежались. Кто-то побежал за фельдшером. Тётка Галя держала её за руку, тётка Клава крестилась.
А Надя стояла, бледная, в дверях. И впервые молчала.
Роды начались прямо на огороде. Под открытым небом. Соседи помогали, как могли. Старые женщины вспоминали, как принимали роды раньше, без больницы, без врачей.
И когда через час в грязи, на картофельной грядке, раздался первый крик ребёнка — девочки, розовой и живой — у всех вокруг действительно волосы встали дыбом.
Никто не верил, что это возможно. Никто не думал, что она выдержит.
А Надя упала на колени и заплакала. Первый раз за многие годы.
Тарас узнал о дочери через день. Позвонил. Сказал:
— Ну… поздравляю.
А потом исчез снова.
Но теперь Оксана уже не ждала. Она смотрела на маленькое тельце, завернутое в старую простыню, и понимала: всё самое важное у неё уже есть.
И соседи потом ещё долго рассказывали:
— Помнишь, как Оксана на огороде родила? В грязи, под солнцем… А ребёнок выжил!
И качали головами:
— Вот это сила. Вот это судьба.
Часть II. Крик под открытым небом
Крик Оксаны эхом прокатился по всей улице. Собаки залаяли, куры бросились в стороны, будто почувствовали беду. Соседи выбегали кто в чём: кто в домашних тапках, кто в халате, кто с ведром воды, будто огонь тушить. Но это был не огонь, а новое пламя — пламя рождения.
— Господи, да она рожает! — первой закричала тётка Галя. — Бегите кто-нибудь за фельдшером!
Фельдшер в селе был один — старый дед Семён, которого больше знали как «травника», чем как настоящего медика. Но другого выхода не было. Парень-сосед, Витька, сорвался с места и побежал по улице, так что пыль столбом встала.
А женщины окружили Оксану. Её живот тянул вниз, спина ломила так, что казалось, хребет разорвётся. Лицо побледнело, губы посинели. Но глаза горели — страхом и силой одновременно.
— Дыши, детка, дыши, — приговаривала Галя, сжимая её руку. — Мы тут, мы рядом.
Тётка Клава сняла с головы платок и бросила его на землю, чтобы положить ребёнка. Другая соседка принесла простыню, которую потом выстирали, но тогда она казалась чистейшей тканью в мире.
Надя стояла неподалёку, как вкопанная. Впервые её губы дрожали. Её взгляд бегал по сторонам: то на небо, то на грязь, то на зятеву жену, которая мучилась прямо на её огороде.
— Надюха, не стой столбом! — крикнула ей Галя. — Воду тащи!
И только тогда свекровь сорвалась с места. Она принесла ведро, миску, полотенце. Руки у неё дрожали так, что вода расплёскивалась.
Роды длились больше часа. Каждый момент казался вечностью. Оксана кричала так, что в ушах у всех звенело. А потом — тишина. Секунда, две, три.
И вдруг — первый крик. Маленький, пронзительный, но самый важный на свете.
— Жива! — закричала Галя. — Девочка жива!
У соседей действительно волосы встали дыбом. Никто не верил, что ребёнок появится на свет прямо в картофельной грязи, под палящим солнцем, без врачей и лекарств. Но она появилась.
Девочку завернули в простыню, положили на грудь матери. Оксана рыдала. Слёзы катились по щекам, смешиваясь с потом и грязью. Но это были слёзы счастья.
А Надя стояла рядом, и с её глаз тоже катились слёзы. Она пыталась их вытереть краем платка, но они текли снова.
— Прости меня, доченька… — прошептала она. — Прости, что я гнала тебя в поле…
Фельдшер прибежал, когда всё уже закончилось. Он осмотрел ребёнка, покачал головой и сказал:
— Бог миловал. Девка крепкая, мать тоже. Повезло вам.
Соседи разошлись только к вечеру. Ещё долго обсуждали на улице, у кого как было, кто что видел. Одни качали головами, другие крестились.
А в душе каждого остался тот крик, что разорвал утро.
Часть III. После грядки
Дом тётки Нади никогда не был таким шумным. В тот вечер двери не закрывались — кто-то заходил с молоком, кто-то с хлебом, кто-то с пелёнками, которых у Оксаны вовсе не было. Соседки приносили всё, что могли. В деревне чужая беда всегда была общей, но и чудо тоже становилось общим.
Оксана лежала на старом диване под выцветшим одеялом, прижимая к себе маленький тёплый свёрток. Девочка посапывала, еле слышно, будто котёнок. Каждое её дыхание отдавалось в сердце матери.
Надя сидела на табурете рядом и молчала. Она не находила слов. Всё, что говорила раньше: «Сделаешь работу — поешь», «Беременные тоже не сахар», «Картошка сама себя не выкопает», — звучало теперь в её голове, как проклятие.
Она украдкой смотрела на невестку. Та, измученная, но счастливая, гладила ладонью крошечную головку девочки. И впервые Надя увидела в ней не чужую городскую девку, что увела её сына, а женщину, которая подарила ей внучку.
— Как назовём? — тихо спросила Надя.
Оксана подняла глаза. В них было столько усталости и решимости, что у свекрови перехватило дыхание.
— Я сама назову, — ответила она твёрдо. — Тарас не имеет права.
Тарас позвонил только на следующий день. Голос его был вялым, будто он говорил между двумя бокалами вина.
— Ну… поздравляю, — сказал он. — Девка, да?
Оксана молчала. В трубке шумело море, слышался смех женщины. И ей стало ясно: муж уже далеко. Не только в километрах, но и в сердце.
— У нас всё хорошо, — произнесла она ровно. — Мы сами справимся.
— Ладно, — буркнул Тарас. — Я ещё на пару недель задержусь. Тут дела…
И отключился.
Она смотрела на чёрный экран телефона и вдруг почувствовала лёгкость. Словно тяжесть, которая давила её все месяцы, исчезла. Теперь он был ей не нужен.
Слух о рождении ребёнка на огороде разлетелся по всей округе. Люди приходили смотреть на девочку, словно на чудо. Одни крестились и говорили:
— Это знак свыше!
Другие шептались за спиной:
— Не к добру, роды в грязи…
Но Оксана не слушала. Для неё всё это не имело значения. Она знала только одно: её дочь жива, и это главное.
Надя изменилась. Она больше не заставляла невестку работать, не гнала на грядки. Сама таскала воду, кормила кур, выносила мусор. Иногда по вечерам подходила к колыбельке, где спала малышка, и тихо шептала:
— Прости меня, внученька. Я плохая бабка была. Но теперь я буду другой.
Оксана слушала эти слова и молча кивала. Она не могла простить сразу, но в душе появлялась маленькая искорка тепла.
Часть IV. Новая жизнь
Осень пришла быстро. Дожди размыли дорогу, листья слетели с яблонь. В деревне стало тихо. Только детский плач нарушал тишину дома Нади.
Оксана научилась справляться сама: кормила, пеленала, укачивала. Иногда плакала по ночам, когда усталость накрывала волной. Но рядом всегда была девочка — её смысл, её сила.
Соседи помогали: тётка Клава носила молоко, Галя — картошку. Даже мужчины приносили дрова, чтобы в доме было тепло.
А про Тараса никто и не вспоминал. Словно его никогда и не было.
Но однажды, в середине зимы, он всё-таки вернулся. Ворвался в дом, загорелый, с дорогим телефоном и новой курткой.
— Ну что, как тут у вас? — спросил, будто вернулся с работы, а не исчез на полгода.
Оксана стояла у печи, в руках держала ребёнка. Она посмотрела на мужа и впервые не почувствовала ни любви, ни злости. Только пустоту.
— У нас хорошо, — ответила она спокойно. — Мы сами.
Тарас подошёл, посмотрел на дочь. Та засопела, отвернулась. Он потянулся к ней, но девочка заплакала. Словно чувствовала чужого.
— Она моя, — сказал он неловко.
— Она моя, — тихо, но твёрдо произнесла Оксана. — И больше никого.
Тарас пробыл в доме всего два дня. Потом ушёл. Говорили, что он уехал снова к морю, к своей новой жизни.
А в доме остались три женщины: бабка, мать и внучка. Три поколения, связанные не кровью, а судьбой.
Надя стала мягче, тише. Она училась готовить кашу для малышки, училась укачивать её на руках. Иногда сидела у колыбельки и напевала старые песни, которые давно забылись.
И в её глазах появлялся свет, которого не было десятки лет.
Часть V. Новая жизнь и сила
Весна снова пришла в деревню. Снег растаял, земля просохла, и огород заиграл зелёными ростками. Оксана вышла на улицу с дочкой на руках. Девочка уже подросла — с глазами цвета летнего неба и с улыбкой, которая могла растопить даже самое холодное сердце.
Надя стояла рядом. Она больше не была строгой, непробиваемой свекровью. Её взгляд стал мягким, заботливым. Иногда она брала внучку на руки и тихо шептала:
— Моя маленькая радость…
Оксана улыбалась. Её плечи больше не тянул груз прошлого. Муж Тарас исчез из их жизни навсегда, оставив лишь воспоминания о том, что когда-то было. Но теперь у неё была настоящая сила — её дочь, её дом, её новые друзья-соседи.
Соседи ходили в гости, приносили пироги, смеялись с малышкой, обсуждали, как смело Оксана справилась с родами на огороде. Её история стала легендой. «Женщина, что родила на грядке», — говорили они. И в этих словах не было осуждения, а было восхищение.
Оксана смотрела на свою дочь и понимала: теперь у неё нет нужды ждать кого-то, кто уйдёт. Она сама — хозяин своей судьбы. И в её сердце расцвела новая жизнь, светлая, как весеннее утро.
Надя и Оксана вместе ухаживали за девочкой, растили её в любви и заботе. Огурцы, помидоры и картошка больше не казались тяжелой обязанностью, а стали символом жизни, силы и преодоления.
И, когда вечер опускался на деревню, и в воздухе пахло землёй и свежими цветами, Оксана шептала дочери:
— Ты — моё чудо. И больше никто не сможет отнять у нас счастье.
Соседи иногда проходили мимо, улыбались и тихо шептали: «Вот это сила… вот это судьба…».
И правда: волосы у всех, кто видел это чудо, действительно вставали дыбом, но теперь — от уважения, от восхищения, от того, что человеческая сила и любовь могут преодолеть всё.
История Оксаны стала легендой деревни. Она показала, что даже в самой трудной, несправедливой ситуации можно найти путь к счастью. Сила, решимость и любовь матери — вот что действительно меняет судьбу.