Эта квартира принадлежит мне, а не нам. Если тебе что-то не нравится, купи свою и там делай, что хочешь, — резко сказала Катя мужу

— Эта квартира принадлежит мне, а не нам. Если тебе что-то не по душе — купи себе жильё и там устанавливай свои порядки, — голос Кати прозвучал холодно и резко.
— Адель! Немедленно убери игрушки из зала. Сколько можно повторять? — раздражённый оклик Арсения пронёсся по комнате.
Семилетняя девочка вздрогнула, её тонкие косички дрогнули, а в глазах блеснула обида.
— Но я ещё играю, — едва слышно сказала она, прижимая к груди куклу.
— Игра закончена. У тебя есть своя комната. Я устал спотыкаться об этот бардак, — не унимался Арсений, собирая кукол с ковра.
Катя выглянула из кухни, вытирая руки о полотенце. Её взгляд упал на дочь, испуганную и растерянную.
— Сеня, оставь её. Она просто играет. В её комнате мало места.
— Так давай уберём твой древний диван и поставим нормальную кровать. Я уже говорил. И мебель пора обновить — здесь всё как в музее, — резко отозвался он.
Катя сжала губы. Этот спор всплывал снова и снова с того самого дня, как Сеня поселился у них после свадьбы.
— Эта мебель мне дорога. И диван я менять не собираюсь, — ответила она сдержанно.
— Всё у тебя «дорого». Хлам один вокруг. Как будто живём в экспонате, а не в квартире, — Сеня направился в детскую с охапкой игрушек. — Иди сюда, Адель, будем учиться складывать всё по местам.
Когда за ним закрылась дверь, Катя опустилась на стул. Всего несколько месяцев назад ей казалось, что рядом с этим мужчиной она построит новое, тёплое будущее. Он был внимательным, заботливым… но сейчас всё чаще чувствовалось совсем другое.
— Кать, а где та фотография с корпоратива? — Сеня вернулся, нахмурившись.
— Какая именно?
— Где ты с коллегами. Она стояла на полке.
— Я убрала её в ящик. Ты же сам сказал, что рамок слишком много.
— Я не просил всё убирать. Там был нормальный снимок, я на нём тоже есть.
— Ты назвал это «хламом». Я и решила, что стоит убрать, — напомнила Катя.
— Ты всё утрируешь, — отрезал он.
Их перебил звонок в дверь.
— О, Витька! Заходи, — голос Арсения вдруг зазвучал радостно.
Катя закатила глаза. Виктор. Снова. Третий раз за неделю. И, как обычно, без предупреждения.
— Привет хозяйке, — усмехнулся высокий мужчина в потерянной куртке, проходя в прихожую.
— Добрый вечер, Виктор, — сухо отозвалась Катя, убирая его куртку с кресла на вешалку.
— Сень, я тут мимо был, решил заскочить. Есть разговор по работе, — бросил он и уже уселся на диван, включая телевизор.
— Кофе будешь? — оживился Арсений.
— Конечно. И футбол подоспел вовремя! — довольно заметил Виктор.
Адель выглянула из своей комнаты.
— Привет, малышка, — бросил Виктор, не глядя.
— Адель, иди почитай, — сказала Катя. — Взрослым нужно поговорить.
Девочка нехотя скрылась в комнате.
Катя отправилась на кухню, а через минуту за ней зашёл муж.
— Ты чего дуешься? — спросил он, приобнимая её.
— Ты мог бы хотя бы предупредить, что будут гости. У меня были планы на вечер.
— Какие планы? Сказку дочери читать? — усмехнулся Сеня. — Мы быстро.
— «Быстро» у тебя всегда тянется до полуночи. А ребёнку нужно спать.
— Да перестань драматизировать. Мы же не орем, — пожал плечами он.
— Ты не один живёшь в этой квартире, — тихо напомнила она.
— Мы семья, Кать. Это теперь наш дом.
Катя ничего не ответила, но внутри кольнуло. «Наш»? Она выплачивала ипотеку пять лет в одиночку, сама делала ремонт, подбирала мебель…
— Кофе готов, — коротко сказала она.
— Может, пиццу закажем? — предложил Сеня. — Витька голодный.
— В холодильнике ужин. Я готовила запеканку.
— Да ну, сегодня праздник, — отмахнулся он.
— Хорошо. Но оплачивай сам, — спокойно добавила Катя.
Его взгляд потемнел, но возражать он не стал.
Вечер тянулся мучительно. Мужчины громко смеялись, обсуждали какие-то дела, смотрели футбол. Катя пыталась читать, но шум мешал. Ближе к ночи она вышла из спальни.
— Сеня, уже поздно. Завтра работа.
— Не начинай, Кать. Матч только разогрелся.
— Адель не может заснуть.
— Пусть дверь закроет, — буркнул он.
— Хватит. Уже слишком поздно, — её голос стал твёрже.
Виктор поднялся:
— Ладно, пойду. Завтра обсудим.
Когда дверь за ним закрылась, Сеня обернулся к Кате:
— Могла бы быть вежливее.
— А ты — внимательнее ко мне и ребёнку, — отрезала она.
— Господи, мы просто посидели! Это нормальная жизнь.
— Нормальная жизнь — это когда уважают друг друга и предупреждают о визитах.
— Всё ты прикрываешься дочкой, — раздражённо бросил он.
Катя устало вздохнула:
— В следующий раз просто предупреди.
— Да-да, составлю график визитов, с печатью, — язвительно ответил он.
Катя промолчала. Она пошла к Адель. Девочка лежала с открытыми глазами, обнимая игрушку.
— Мам, он опять злится? — шепнула она.
— Нет, милая. Просто взрослые спорят, — погладила её Катя.
— Когда мы жили вдвоём, было спокойнее, — вздохнула дочь.
Кате стало больно. Она сама начинала сомневаться в своём решении.
Утро принесло новый конфликт. За завтраком Адель случайно опрокинула стакан с соком.
— Сколько можно быть такой неуклюжей! — резко бросил Сеня, и девочка тут же расплакалась.
— Сеня, хватит. Это всего лишь сок, — вмешалась Катя.
— Дело не в соке, а в дисциплине. В семь лет пора отвечать за свои действия.
— Она всего лишь ребёнок! — Катя сдерживала раздражение.
— И именно поэтому нужно приучать её к ответственности.
Катя перевела дыхание.
— Адель, собирайся в школу.
— Мы договорим, — нахмурился Арсений.
— Потом.
— Ребёнок должен видеть единый подход родителей.
— Ты не её отец, — тихо сказала Катя, но каждое слово прозвучало как удар.
Сеня замер, медленно опуская чашку.
— Значит, я тут просто квартирант, да?..

 

Слова Кати повисли в воздухе, словно ударили холодом. Арсений сидел неподвижно, с чашкой в руке, а его лицо налилось тяжёлым оттенком обиды.
— Квартирант… — повторил он медленно, будто пробуя это слово на вкус. — Отлично. Значит, я здесь никто.
Катя глубоко вдохнула, пытаясь сдержать дрожь в голосе:
— Я не хотела тебя унизить. Но ты не имеешь права разговаривать с Адель так, будто она твой солдат.
— Солдат? — Сеня усмехнулся, но в глазах его мелькнуло зло. — А как ты тогда представляешь? Чтобы она росла капризной и делала, что вздумается?
— Она ребёнок. Ей нужна любовь и поддержка, а не постоянные придирки.
Сеня встал, резко отодвинув стул.
— Значит, я лишний. Живу здесь, как… как посторонний. Тебе удобнее, чтобы я просто молчал, платил по счетам и не вмешивался?
Катя закрыла глаза, чувствуя, как усталость наваливается каменной плитой.
— Я хочу, чтобы мы были семьёй. Но семья — это уважение. Ты вторгаешься в нашу жизнь, не считаясь ни со мной, ни с Адель.
— Вторгаюсь? — его голос стал опасно низким. — Я женился на тебе, чтобы быть частью семьи. А ты всё время напоминаешь, что квартира твоя, мебель твоя, дочь твоя… Где тут место для меня?
— Место есть. Но не в роли хозяина, который диктует правила всем подряд.
Он замолчал, глядя на неё. В этом взгляде смешались злость и боль.
Адель осторожно выглянула из-за двери, держа рюкзак в руках.
— Мам, я готова… — тихо сказала она.
Катя подошла к дочери, взяла её за руку.
— Пойдём. Я отведу тебя в школу.
Она не посмотрела на Сени.
Тот остался стоять один на кухне. В груди у него бушевала обида, но где-то глубоко сидал маленький укол страха: а вдруг Катя действительно не видит его частью своей семьи?
На улице было прохладно, асфальт блестел от ночного дождя. Катя крепко держала ладошку Адель.
— Мам, а если он уйдёт? — спросила девочка тихо, словно боялась, что её услышит ветер.
Катя вздрогнула.
— Не думай об этом, солнышко. Всё решим.
Но в душе ей было страшно: а что, если решение уже напрашивалось само?

 

Когда Катя вернулась домой после того, как отвела дочь в школу, квартира встретила её непривычной тишиной. Обычно Сеня включал телевизор или музыку, но сейчас в воздухе висела тягостная пауза.
Он сидел на диване, уткнувшись в телефон. Услышав, как хлопнула дверь, поднял глаза.
— Мы должны поговорить, — сказал он сразу, без приветствия.
Катя устало сняла пальто и повесила его в шкаф.
— Я тоже так думаю.
Сеня резко поставил телефон на стол.
— Я не собираюсь быть для вас статистом. Я твой муж. Но всё время ощущаю, что живу здесь на птичьих правах.
— Сеня, — Катя опустилась на край кресла напротив, — это не про «права». Это про то, как ты относишься к нам. Ты стараешься навязать свои правила, будто пришёл командовать.
— Я просто хочу порядка! — вспыхнул он. — Ты считаешь, что в семье главное — воспоминания и твои вещи. А я хочу, чтобы у нас был нормальный быт, а не музей старья.
Катя сжала пальцы.
— Для меня это не старьё. Это часть моей жизни. Ты этого не понимаешь…
Они замолчали. Секунды тянулись мучительно долго.
Сеня встал, прошёлся по комнате.
— Знаешь, иногда мне кажется, что ты так и не пустила меня в свою жизнь. Для тебя я чужой.
Катя почувствовала, как горло перехватило.
— А ты сам не подумал, что своим давлением только отталкиваешь меня? — тихо спросила она.
Он хотел что-то ответить, но в этот момент снова зазвонил его телефон. Имя на экране — «Виктор». Сеня резко взял трубку, будто спасаясь от разговора.
— Да, Вить, привет… Угу, через час встречусь. Конечно, обсудим…
Катя смотрела, как он ходит по комнате, и чувствовала, как внутри у неё нарастает усталость, почти физическая. Будто каждый их диалог теперь превращался в бой, где не было победителей.
Вечером Адель сидела за столом, рисуя. Катя подошла, посмотрела на рисунок: маленький домик, рядом мама и девочка. Мужчины рядом не было.
— А где Сеня? — осторожно спросила Катя.
Дочка пожала плечами:
— Я не знаю, как его рисовать. Он всегда сердится.
Катя почувствовала, как внутри всё сжалось. Она присела рядом и обняла дочь.
— Солнышко, он не злой. Просто… иногда взрослые не умеют показывать свои чувства.
— Но мне нравится, когда дома только мы, — тихо сказала Адель и прижалась к маме.
Катя не нашла, что ответить.
Поздно вечером Сеня вернулся, уставший, раздражённый. Катя ждала его на кухне.
— Нам нужно серьёзно поговорить, — сказала она, глядя прямо в глаза. — Если ты действительно хочешь быть частью нашей семьи, перестань воевать с нами. А если не готов… тогда честно скажи, что тебе нужно.
Он замер, прислонившись к дверному косяку. Его взгляд метался, как у загнанного зверя.
— Я не хочу уходить. Но и так жить тоже не могу, — наконец сказал он. — Я попробую измениться. Но и ты должна перестать держать меня на расстоянии.
Катя молчала. Она хотела верить этим словам, но в глубине души уже поселилось сомнение: а способен ли он действительно меняться?

 

Следующие дни прошли в странном затишье. Сеня действительно старался: он меньше придирался к Адель, помогал с ужином, даже купил цветы без повода. Катя отмечала перемены, но тревога не отпускала. Всё выглядело слишком натянуто, словно он играет роль, которую сам себе навязал.
Вечером в пятницу они сидели за столом втроём. Адель смеялась, рассказывая что-то из школьной жизни, Сеня поддакивал, улыбался. Казалось бы — вот оно, семейное счастье, о котором Катя мечтала. Но когда девочка ушла спать, всё снова изменилось.
— Кать, я подумал… — начал Сеня, ковыряя вилкой тарелку. — Может, пора выставить на продажу эту квартиру и купить что-то побольше? В новом доме. С чистого листа.
Катя замерла.
— Ты серьёзно? — её голос прозвучал резко.
— А что такого? Эта квартира маленькая, мебель древняя, воспоминания — твои, а не наши. Мы можем начать по-настоящему вместе.
— Ты даже не представляешь, что для меня значит этот дом, — Катя поднялась из-за стола. — Я пять лет одна тянула ипотеку. Здесь росла Адель. Я здесь ночами краску на стены наносила, экономила на каждой мелочи. Это — часть моей жизни.
— А я? — Сеня резко тоже поднялся. — Я в этой жизни кто? Посторонний? Всё у тебя «моё, моё». Где «наше»?
Катя почувствовала, как внутри что-то оборвалось.
— Наше — это то, что мы должны беречь, а не уничтожать ради твоих амбиций, — сказала она твёрдо.
Сеня сжал кулаки.
— Ты не слышишь меня. Ты никогда меня не слушаешь!
В этот момент в дверях показалась Адель. Сонная, с плюшевым медведем в руках.
— Мам, Сеня… вы опять ругаетесь?
Катя поспешила к ней, присела рядом.
— Нет, милая. Просто разговариваем. Иди спать.
Девочка неуверенно кивнула, но взгляд её был тревожным.
Когда дверь её комнаты закрылась, Катя повернулась к мужу:
— Если ты хочешь новой жизни, подумай сначала, что будет с теми, кто уже есть рядом. Я не собираюсь рвать прошлое только потому, что ты так решил.
Сеня отвернулся к окну. Его плечи были напряжены, словно он готов был броситься в бой.
— Может, я ошибся, — сказал он тихо, но в его голосе слышалась угроза. — Может, я вообще зря сюда пришёл.
Катя почувствовала холод в груди. Эти слова она боялась услышать, но, может быть, именно они и приближали её к правде.
Ночью она долго не могла уснуть. Слышала, как Сеня ходит по квартире, открывает шкафы, что-то роется в ящиках. Казалось, он ищет для себя доказательства того, что здесь нет места для него.
Утром чемодан стоял в прихожей.
Сеня сидел на диване, уставившись в пол.
— Я поеду к Витьку, — сказал он глухо. — Мне нужно подумать.
Катя молчала. Она только смотрела на его спину, на чемодан, и думала: «А может, это и есть начало конца?..»

 

Дверь захлопнулась, чемодан с глухим звуком ударился о порог, и квартира вновь погрузилась в тишину. На этот раз она была не обычной — не домашней, а какой-то чужой, гулкой.
Катя стояла в прихожей, не двигаясь. Всё происходило будто не с ней: Сеня ушёл. Слишком просто, слишком буднично — без криков, без последнего слова, только его «мне нужно подумать».
Адель выглянула из комнаты, босая, в пижаме, с сонными глазами.
— Мам, а где он?
Катя присела, обняла дочь и прижала к себе.
— Уехал к другу. Ему надо отдохнуть.
— Он больше не вернётся? — девочка спросила это так спокойно, что Катя замерла.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что когда папа уезжал, он тоже сказал: «надо подумать». И больше не пришёл, — Адель сжала в руках плюшевого мишку.
Сердце Кати болезненно кольнуло. Она прижала дочку крепче.
— Мы справимся. С тобой мы всегда вместе, — шепнула она, и вдруг сама поняла, что эти слова — правда.
На следующий день всё было странно легко. Не нужно было угадывать настроение Сени, прятать игрушки, готовить ужин «на двоих взрослых». Катя с Адель пошли в парк, ели мороженое, смеялись. Словно вернулись те времена, когда они жили вдвоём, и воздух снова был свободным.
Но вечером телефон зазвонил. На экране высветилось имя: Сеня.
Катя долго смотрела на трубку, прежде чем взять.
— Алло.
— Привет, — голос был усталый. — Я… хотел узнать, как вы там.
— Мы в порядке, — ответила она ровно.
— Кать, — после паузы сказал он, — я не хочу, чтобы всё так закончилось. Я ошибался, давил, перегибал. Но я могу всё исправить.
Катя молчала. Внутри боролись два чувства: желание поверить и облегчение от того, что его рядом не было.
— Дай мне шанс, — почти умоляюще произнёс Сеня. — Я вернусь завтра.
— Не спеши, — наконец ответила она. — Подумай ещё. Я тоже хочу всё обдумать.
— То есть… ты не против? — в его голосе зазвучала надежда.
— Я ничего не обещаю, — сказала Катя и положила трубку.
Ночью она лежала без сна, глядя в потолок. Рядом спала Адель, свернувшись клубочком. Катя думала о том, как легко дышалось весь день. Как свободно.
И впервые за эти месяцы она честно спросила себя:
«А может, нам действительно лучше без него?»

 

Утро субботы. Катя готовила завтрак, когда услышала звонок в дверь. Она знала, кто это, ещё до того, как подошла.
Сеня стоял с букетом белых роз и виноватой улыбкой.
— Можно войти? — спросил он тихо.
Катя колебалась. Но Адель выбежала в прихожую, увидела его и замерла.
— Ты вернулся? — осторожно спросила она.
— Конечно, малышка, — Сеня присел на корточки, протянул ей цветок. — Я скучал.
Адель взяла розу, но глаза её оставались настороженными.
Катя молча отошла в сторону, давая ему пройти.
Весь день Сеня вёл себя идеально. Он помогал Адель с уроками, убрал со стола после обеда, даже предложил сходить всем вместе в магазин. Катя наблюдала за ним и чувствовала странное: будто он играет роль примерного мужа и отчима.
Но вечером маска дала трещину.
— Кать, я смотрел квартиры, — начал он, когда Адель ушла в комнату. — Есть отличный вариант: трёхкомнатная, недалеко от центра. Мы могли бы…
— Стоп, — перебила Катя. — Мы же говорили об этом. Я не собираюсь продавать свою квартиру.
— Свою… — Сеня усмехнулся. — Вот именно. Свою. А я всё равно чужой.
— Ты не чужой. Но если хочешь быть частью семьи — не пытайся стереть мою жизнь.
Он резко отодвинул стул.
— Так и знал. Ты никогда не примешь меня по-настоящему. Для тебя я — гость, квартирант, случайный человек.
Катя встала, её голос дрогнул, но слова звучали твёрдо:
— Я дала тебе шанс. Но, похоже, мы просто разные. Я хочу спокойствия и тепла для своей дочери. А ты хочешь доказать, что здесь хозяин.
— Значит, всё? — его глаза сверкнули злостью. — Ты решила меня выгнать?
— Я решила защитить Адель, — тихо сказала Катя. — И себя тоже.
В этот момент в дверях снова появилась девочка. Она прижимала к груди мишку и смотрела на них широко раскрытыми глазами.
— Мам, не надо, — прошептала она. — Пусть он уходит.
Эти слова пронзили Катю сильнее любого упрёка. Сеня побледнел.
— Ну что ж… — он схватил куртку, не оглядываясь. — Я понял.
Дверь захлопнулась. На этот раз звук был окончательным.
Катя стояла, сжав руки в кулаки, чувствуя, как внутри всё сотрясается от напряжения. Адель подошла ближе и прижалась к ней.
— Мы теперь вдвоём? — спросила девочка.
Катя кивнула и впервые за долгое время позволила себе расплакаться.
— Да, солнышко. Но вдвоём — это тоже семья. И, может быть, даже настоящая.

 

Заключение
После ухода Сени квартира словно изменилась. Та же мебель, те же стены, но воздух стал легче. Шум, раздражение и постоянное напряжение ушли вместе с ним. Катя почувствовала: дом снова принадлежит ей и Адель — с их привычками, смехом и маленькими радостями.
Поначалу было странно. Телефон звонил, Сеня писал сообщения, пытался вернуться — но Катя уже знала: дорога назад закрыта. Она слишком ясно увидела, что рядом с ним теряет себя и губит спокойствие дочери.
Адель быстро перестала спрашивать о нём. Она снова улыбалась, рисовала цветные картинки, засыпала без слёз. И это стало для Кати главным доказательством, что решение верное.
Однажды вечером, укладывая дочь спать, Катя услышала:
— Мам, мне так хорошо, что мы снова только вдвоём.
И тогда Катя поняла: семья — это не количество людей в доме. Семья — это там, где есть любовь, уважение и тепло.
Она закрыла глаза, обняла Адель и почувствовала долгожданное спокойствие. Будущее больше не казалось пугающим. Оно было её собственным — честным и свободным.