80-летний мультимиллионер был куплен в одночасье из-за необходимости и непредвиденных обстоятельств.

У меня давно этого не было! — сказал 80-летний миллионер новой сиделке. А ночью приказал сделать ЭТО…

— У меня давно этого не было… — тихо прошептал старик, глядя в окно.
Марина замерла. Её только вчера приняли на работу сиделкой в огромный особняк к 80-летнему Павлу Ильичу. Богатый, отстранённый, он прожил долгую жизнь: без детей, вдовец, с тяжелой формой артрита. Её предупредили — непростой характер, не терпит фамильярности.

— Простите… чего именно? — несмело спросила она.

Он повернул к ней лицо — сухое, иссечённое морщинами, но с ясными глазами.

— Простой человеческой доброты. Чтобы кто-то за руку подержал не за деньги, а просто так… Просто быть рядом.

Марина сжала губы. Ей стало стыдно — она и правда приняла его за надменного старика с миллионами, который требует ухода, но не внимания.

Весь день прошёл спокойно. Она помогла ему умыться, покормила, потом читала ему газету вслух. Он слушал молча. А перед сном попросил:

— Ночью зайди. Буду ждать. Сделаем это…

…Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок — не от страха, а от непонимания. Что он имел в виду? Но в голосе старика не было ни шутки, ни флирта, ни двусмысленности. Только усталость и что-то похожее на надежду.

—

Ночь в особняке была тихой. Глухие стены, старые картины на стенах, часики в дальнем зале отсчитывали время, как в каком-то потерянном мире. В два часа ночи, точно по его просьбе, Марина встала, накинула халат и тихо вошла в спальню Павла Ильича.

Он не спал.

— Вы просили…

Он кивнул, с трудом приподнялся на подушках и тихо произнёс:

— Подойди. Сядь рядом.

Марина села на край кровати, стараясь не шуметь.

— Сделаем это… — выдохнул он, — …вспомним.

— Что вспомним?

Он с трудом поднял руку — морщинистую, дрожащую — и нащупал её ладонь.

— Мою Валю. Мою жену. Я не говорил — она умерла 20 лет назад. Но каждую ночь в день её ухода… мы с ней всегда ложились вместе и… вспоминали жизнь. Ту, что прожили. И ту, что не успели.

Марина почувствовала, как что-то внутри неё защемило. Она молча сжала его руку.

— Я расскажу, а ты просто побудь. Можно? — спросил он почти по-детски.

— Конечно, — прошептала она.

И он начал.

Про то, как встретил Валентину в мединституте. Как она не любила зиму, но ради него поехала в экспедицию в Сибирь. Как они жили в коммуналке и ели один суп двоих. Как построили этот особняк, когда пришли деньги. Как потеряли ребёнка. Как она пела ему на кухне под гитару. Как однажды сказала: «Ты обещай мне, что не закроешься, когда меня не станет».

Он говорил больше часа, иногда задыхаясь, иногда плача. А Марина держала его за руку — без слов, просто была рядом. Он говорил — она слушала. И вместе они делали то, чего ему так давно не хватало.

Он уснул, не дождавшись конца рассказа. Лёгко, спокойно, с полуулыбкой на лице.

—

На утро Марина открыла глаза в кресле у его кровати. Он всё ещё спал. Или, может быть… уже нет. Подошла ближе — и поняла.

Он ушёл. Тихо. Не одиноким. Не забытым.

На тумбочке лежала записка:
**«Спасибо. За доброту. За память. Ты сделала больше, чем все мои миллионы. Павел».**

—

Марина уволилась через неделю. Но каждую ночь, 3 января, она приходила к воротам особняка. Садилась на лавочку под деревом и просто вспоминала. Его. Её. Тепло руки, которое не измеришь деньгами. И ту простую истину, которую старик подарил ей в первую же ночь:

**Иногда «сделать это» — значит просто быть рядом.**