1. 🌾 Деревня. История про тёщу, зятя и одно большое недоразумение

(Юмористическая повесть)

В деревне Липовка жизнь обычно текла спокойно, размеренно, как речушка, огибающая заросшую камышом окраину. Но стоило появиться хоть малейшему шумку — и вся деревня вставала на уши. Особенно если этот шумок происходил возле сарая Пётра Кузьмича, зятя известной в округе тёти Мотры.

Тётя Мотра была женщиной строгой, властной и уверенной, что в мире нет человека, который мог бы обмануть её зоркий глаз. В деревне говорили: «Мотра, если захочет, сквозь две стены увидит, а если не захочет — то и в упор не заметит». Но чаще всего Мотра хотела. Особенно следить за зятем, потому что мужчины, по её мнению, — «народ ненадёжный, наклонный ко всяким глупостям».

В то утро Мотра шла по двору зятя, неся в руках вёдра и бурча себе под нос, как обычно. Ничего необычного не предвещало бурю. Но тут она услышала из-за сарая странные звуки — то ли стоны, то ли кряхтенье, то ли всхлипывание, как будто кто-то пытается поднять тяжёлый мешок с картошкой.

Мотра резко остановилась.

— Ага, — сказала она себе. — Вот и оно.

Она медленно, на цыпочках, подошла ближе, ловя каждый звук. Шум повторился. Женский голос. Мотра даже ведро поставила на землю, чтобы не шуметь, и наклонилась к щели между досками сарая.

— Да не туда! — услышала она тихий, взволнованный женский голос. — Ой… аккуратнее!
— Удерживаю, удерживаю… да не дёргайся ты так, Марья Семёновна! — отвечал голос зятя.

У Мотры аж сердце подпрыгнуло. Она отпрянула на шаг, прижала руку к груди.

— Вот оно! — просипела она. — Вот и попался, голубчик!

Не раздумывая, она распахнула дверь сарая так, что та ударилась о стену. Пыль взметнулась, в воздухе запахло сеном и курами.

— А ты, зятёк, я смотрю… — начала она громовым голосом.

Но договаривать фразу не пришлось.

Перед ней открылась картина совершенно не той природы, которую её воображение за секунду успело дорисовать.

Пётр стоял, согнувшись в три погибели, восседая одной ногой на табуретке, другой упираясь в кучу мешков, и обеими руками держал… соседку Марью Семёновну за плечи. Та сидела на полу, рядом валялся большой мешок с зерном, а вокруг было рассыпано полмешка овса.

— Мотра, ты чего орёшь, как пожарная сирена?! — крикнул Пётр, не отпуская Марью. — Помоги лучше, она тут споткнулась, сумку порвала, и мешок ей на спину грохнулся. Я её поднять пытаюсь!

Марья Семёновна всхлипнула и снова съехала на солому.

— Ох, Мотренька, — простонала она, — старость — не радость. Нога моя, похоже, опять подвела. Я ж только за зерном зашла, а он… бах — и сверху…

Тёща несколько секунд стояла молча. Лицо её переливалось всеми оттенками деревенской палитры: от красного до свекольного, от свекольного до молочного.

— А-а-а… так это… — начала она. — Ну… я просто проверяла… вдруг вам помощь нужна.

Пётр фыркнул.

— Ага. Проверяла она. Сквозь щель.

Мотра смутилась. Такое бывает с ней редко.

— Ладно, — буркнула она. — Помогу. Чем стоять тут, как истукан.

И помогла — сначала поднять Марью, потом аккуратно усадить её на табуретку, потом осмотреть ногу. Оказалось, что ушиб пустяковый.

Но на этом история не закончилась — она только начиналась.

К обеду слухи разнеслись по всей деревне. Сначала рассказала соседка Дуся, которая якобы «случайно проходила мимо». Дуся вообще редко проходила мимо случайно — у неё был слух лучше, чем у старой радиоточки.

— Говорю вам, — вещала она на лавочке у магазина, — Мотра как заорёт: «А ты, зятёк! Я смотрю!» — и туда в сарай! А там, говорят, такая сцена была, что сама Мотра потом три минуты молчала!

Это было невероятно, и поэтому все поверили.

Час спустя молочная продавщица Маруся уже рассказывала, что в сарае «нашли двух без сознания».

Через два часа пастух Пашка клялся, что «Пётр спасал Марью от нападения бешеного гуся».

Ещё через час баба Лиза рассказывала версии три — на выбор, каждая громче другой.

В пять вечера до Мотры дошло, что деревня стоит на ушах.

— Ну всё, — сказала она, надевая платок. — Сейчас всем объясню.

Но объяснение получилось… своеобразным.

На площади у магазина собралась половина деревни. Мотра вышла вперед.

— Всё было не так, как вы говорите! — заявила она строгим голосом. — Никто ни на кого не бросался! Никто никого не хватал!

Толпа замерла.

— Я просто услышала… — она замялась. — Ну… подумала… В общем! Зять помогал Марье Семёновне поднять упавший мешок!

В толпе кто-то хмыкнул.

— А чего он её держал? — спросил мужик из дальнего угла.
— За плечи? — добавила баба Дуся, многозначительно.

Мотра вздохнула.

— Потому что она упала, говорю вам!

— А стоны? — ехидно уточнили с лавочки.

Мотра вспыхнула.

— Ох, да мало ли кто как стонет, когда на него мешок сорокакграммовый падает!

Толпа загудела.

Но тут вмешалась сама Марья Семёновна, появившаяся на костыле (который ей выдал фельдшер, чтобы «для вида походила — всё равно слухи пошли»).

— Ох вы, языки без костей! — закричала она. — Да упала я, ногу ушибла! А Пётр молодец — помог! Ещё и тёща его помогала!

Все разом повернулись к Мотре.

Мотра гордо подняла голову.

— Вот так-то.

Толпа разочарованно разошлась — хорошая история неожиданно оказалась честной.

Но деревня Липовка так просто не унималась.

На следующее утро местный учитель, дядя Фома, придумал новую байку: будто бы Мотра теперь ходит по дворам в поисках «подозрительных звуков» и спасает всех подряд.

Через день трое школьников нарочно спрятались за сараем и начали стонать «для эксперимента».

Мотра, увидев их, погналась веником, крича:

— Я вам сейчас устрою стоны, бездельники малолетние!

Через неделю у зятя Петра появилась кличка «спасатель женщин», хотя он всего лишь помог соседке подняться.

Сам же Пётр стал говорить:

— У нас в Липовке всё просто: если шорох услышат — значит, свадьба будет. Если крик — значит, пожар. Если стон — значит… слухи на месяц.

Марья Семёновна после случая в сарае стала ещё любимее в деревне — уж больно она вкусно пересказывала историю.

А Мотра?

Мотра ходила гордая. Ведь в конце концов именно она первой «разобралась» в ситуации — пусть даже по ошибке.

Спустя месяц всё улеглось, но память о происшествии жила.
Зато с тех пор у сарая Петра появилась табличка, сделанная деревенским столяром Василием:

«Посторонним вход разрешён.
Тёще — всегда.
Но лучше стучать.»

Пётр, увидев её, долго смеялся.
А Мотра, проходя мимо, бурчала:

— Ишь придумали. Стучать… А если кто помощь просит? Через стук не услышишь.

И добавляла тихонько:

— Но щёлку, пожалуй, заколотить надо. А то народное воображение слишком буйное.

Так и жили.

А сарай стал самой знаменитой постройкой в Липовке — местом, где ничего не случилось, но поговорили про это так, будто случилось всё, что только можно придумать.

🌾 Часть 2. История про тёщу, зятя и новый переполох в Липовке

Прошла неделя после знаменитой «сарайной истории», но деревня Липовка, как обычно, не успокоилась. Люди тут были такие: если приключений нет — придумают; если приключения есть — доведут их до размеров вселенской катастрофы.

А уж если в центре событий снова мелькает тёща Мотра — это гарантировалo шум на всю округу.

Однажды утром Пётр сидел на крыльце, чистил картофелину за картофелиной и вздыхал.
Ему предстояло готовить уху на деревенский праздник «День Ручья», который придумал председатель, чтобы народ хоть раз в год собирался без ссор.

Пётр был назначен главным поваром — случайно. Кто-то в разговоре сказал, что «Пётр с удочкой водится», и председатель, не уточняя деталей, решил, что он отличный рыбак и кулинар.
Пётр вообще-то удочку держал последний раз в школе, но возражать было уже поздно.

— Опять ты с этими картошками мучаешься, — услышал он позади знакомый строгий голос.

Он вздрогнул.

Мотра стояла с двумя корзинами, взгляд грозный, как у строгой учительницы.

— Ма… Матрёна Петровна, а вы чего тут?

— Помогаю тебе, кому же ещё, — сказала она. — Или ты хочешь снова опозориться перед деревней, как с тем сараем?

Пётр закашлялся.

— Это я-то опозорился? — пробормотал он.

— А кто? Я, что ли? — Мотра вскинула бровь. — Не спорь со мной, зятёк. Я пришла с проверкой.

И, не спрашивая разрешения, полезла в корзины.

— Здесь у меня морковь, лучок… а там зелень. Всё для твоей ухи.

Пётр открыл рот — возразить, но только махнул рукой. Спорить с тёщей было бесполезно: если она решила, что она «главная помощница», — значит так и будет.

Приготовления шли полным ходом: по всей деревне стучали топоры, натягивались верёвки для флажков, дети бегали, изображая рыб, женщины наводили кондитерский марафет для конкурса пирогов.

Пётр варил уху у большого костра, вокруг стояли ведра, котлы, черпаки, а рядом — Мотра, которая контролировала весь процесс: от щепотки соли до угла наклона крышки.

И тут случилось новое происшествие.

Подбежала соседка Дуся, взволнованная, как будто увидела НЛО.

— Все сюда! — закричала она. — На Ручье… на мостике… там… такое творится!

Народ тут же бросил всё, даже те, кто держал тесто на пирожки — прямо с мукой на руках побежали.
Пётр вздохнул: «Опять спектакль…»

Когда все подошли к мосту, увидели картину: посреди ручья стоял мужчина по колено в воде, размахивая руками, а рядом — козёл с белой бородкой, который явно наслаждался ситуацией.

— Стоять! — кричал мужчина. — Ну-ка иди сюда, паршивец рогатый!

Козёл, не желая подчиняться, хулигански мотнул головой и сделал вид, что сейчас прыгнет на бедолагу.

— Это ж Пашка-пастух! — удивился кто-то. — Чего он делает в воде?

Дуся важно кивнула:

— Так это ж он свою козу ловит… Она у него на мост забралась, а потом соскользнула. Только это не его вина — мостик скользкий, доски то ли намокли, то ли кто-то мыл тут что-то. Говорят, что это баба Лиза корыто полоскала…

Толпа загудела.

Но тут вмешалась Мотра.

Она подошла к берегу, поставила руки в боки и крикнула:

— Козёл! Иди сюда!

Толпа замолчала. Даже козёл замер.

Мотра повторила:

— Я сказала — иди! Или я сама туда полезу!

Козёл задумался. Потом осторожно, важно, словно обдумывая каждое движение, подошёл ближе к берегу.

Пашка, ошарашенный, вылез из воды, дрожащий от холода и обиды.

— Матрёна Петровна… — пробормотал он. — А как вы… ну… это… заставили?

Мотра пожала плечами:

— Я всю жизнь с мужиками и козами общаюсь, привыкла. Правильный тон нужен. А правильного тона в деревне мало кто знает.

Толпа рассмеялась. Пётр — громче всех.

— Вот, Пашка, — подмигнул он пастуху, — знай теперь: если кого не можешь приручить — зови мою тёщу.

Но это был только «пролог» ко всему настоящему переполоху.

После того как козла вытащили и мостик обсушили, народ потянулся обратно к поляне. Пётр вернулся к ухе. Но… кастрюля вдруг странно побулькала.

Пётр поднял крышку… и ахнул.

В котёл смотрели две круглые, наглые утки. Они как-то умудрились залезть на край бочки, спуститься по палке и устроили себе там «баню».

— Девки! — заорал Пётр. — Вылазьте оттуда!

Утки, видимо, сочли это приглашением поесть и начали клевать плавающую морковь.

— Всё! — Пётр схватился за голову. — Я так эту уху не доведу до ума…

И тут снова — Мотра.
Как будто у неё был радар на «беду зятя».

— Что опять? — спросила она так, будто Пётр сам лично пригласил уток на отдых.

— Они! — Пётр указал в котёл. — Они мне всю уху испортят!

Мотра подошла, постучала по краю черпаком и, наклоняясь к уткам, сказала тихим, но властным голосом:

— Вылезли. Быстро.

Утки… послушались.

Толпа, собравшаяся вокруг, ахнула.

— Матрёна Петровна, да вы же… — кто-то из женщин не выдержал. — Вы прямо как колдунья.

— Как ведьма, — уточнила другая.

— Как дрессировщик! — сказал пастух Пашка.

— Или как председатель… — подумал вслух староста.

Мотра гордо поправила платок.

— Не ведьма я. Просто у меня голос поставленный.

Пётр тихо пробормотал:

— Голос у неё, да… поставленный. С детства в меня им ставила.

Но настоящий переполох случился вечером, когда праздник уже начался. Музыка играла, дети бегали, взрослые хвалили уху Петра (он всё-таки успел доварить её без уток), и всё было хорошо… пока не закричала баба Лиза:

— Пожар! Пожар у клуба!

Толпа взорвалась.

Кто-то ронял ложки, кто-то пирожки, кто-то — сознание. Пётр схватил ведро, Пашка — старую лопату, Дуся — мокрую тряпку. Все рванули.

У клуба и правда был дым… тоненький, серый, вихляющийся — как будто что-то тлеет.

Пётр вбежал первым.

— Где горит?!!

— Там! — показала Лиза на окно.

Пётр разбил окно ведром и влез внутрь. Народ следом. Все готовы тушить.

Но внутри…

…на столе стояла коптильня.

И над ней висел дымок.

А внутри коптильни…

коптилось сало.

Пётр застыл, потом повернулся к толпе.

— Кто это сделал?..

Вышел… председатель.

— А чего вы? — сказал он смущённо. — Я думал, праздник — без копчёного сала нельзя… Вы только не кричите, я огнетушитель рядом поставил…

Толпа взорвалась хохотом.

А Мотра сказала:

— Вот видите. Опять переполох. А всё потому, что в Липовке слухи бегают быстрее людей.

Пётр выдохнул.

— Точно.

Праздник закончился весело и шумно. Уху съели до последней капли, сало — тоже, про пожар ещё долго смеялись, а козёл Пашки стал местной легендой.

Но больше всех в тот вечер обсуждали Мотрину способность командовать всем живым.

Пётр говорил:

— Моя тёща — это новая достопримечательность. Кто утёнка потерял — к ней. Коза сбежала — к ней. Муж напился — к ней. Всё решит.

Мотра делала вид, что не слышит, но в глубине души была довольна.

А деревня Липовка продолжала жить своей жизнью — полной шумов, слухов, неожиданностей и одной непревзойдённой тёщи, которую теперь уважали даже утки.